Подобное предложение мне уже поступало, и я опять отказался – свобода была дороже.
– Не волнуйся, – ответил я, – меня тетя Люда и кормит и обстирывает.
– Надо посмотреть на эту тетю Люду, может, ей восемнадцать лет, и ноги у нее от ушей, – сказала с ухмылкой Марина.
– Ей за пятьдесят, и весу в ней килограмм сто. И вообще, я люблю естественных девушек.
– Это как? – полюбопытствовала Марина.
– Подходишь к девушке на улице и спрашиваешь: «Девушка, вы не могли бы провести со мной ночь?»
– А она?
– А она должна ответить: «Естественно!»
– Ладно, маньяк сексуальный, пойдем в другую комнату, сегодня я неестественно проведу с тобой ночь. – Женя взяла меня за руку. – Это надолго, а завтра вставать рано.
– Снятся людям неспроста эрогенные места, – пропела нам вслед Марина.
Несмотря на усталость, часа полтора я вспоминал свои любимые позы из «Камасутры» и пытался обучить им свою старательную подружку. Она на удивление быстро все схватывала и даже пыталась импровизировать.
По прошествии нескольких дней все фонограммы для первого диска группы «Москва» были готовы. Фотографии тоже подоспели – нам их сделали в самой известной фотостудии Москвы, и они вышли просто супер! Мы записали фонограммы на компакт-кассету, и я взял ее с собой, собираясь в посольство. Мне незачем было вести в посольство Женю – я решил, что ни ей, ни кому-то другому знать подробности переговоров незачем, а переводчики у немцев наверняка были свои. Надев свой костюм с галстуком и взяв портфель, в котором лежали фотографии, я отправился на встречу.
У входа в посольство меня остановили наши милиционеры и охранник посольства; я показал им приглашение. Охранник по телефону позвонил кому-то, и через пять минут ко мне вышел элегантный молодой человек. Он поздоровался по-русски и проводил меня в большой кабинет, где уже ожидали двое немолодых немцев. Один, герр Шнитке, оказался представителем «Полидор», а второй, герр Готлиб, – атташе посольства ФРГ по культуре. Они дали мне свои визитки и с помощью переводчика (им оказался парень, который меня встретил) начали беседу.
– Герр Башкирцев, нас серьезно заинтересовали ваши записи. Это ваши песни? – спросил герр Шнитке.
– Да, и права на них у меня оформлены должным образом.
– А есть ли у вас готовые фонограммы с голосами?
– Да, вот здесь у меня сорокапятиминутная демо-кассета с полным альбомом группы «Москва». Вот фотографии группы. – Я достал из портфеля снимки и вместе с кассетой передал герру Шнитке.
– Карл, поставь кассету, – попросил по-русски переводчика герр Готлиб. На столе стоял музыкальный центр «Грюндиг» с кассетной декой, и с его помощью немцы прослушали по куплету с припевом из всех одиннадцати песен альбома. Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, ко мне снова обратился герр Шнитке:
– Скажите, а есть ли у вас возможность профессиональной студийной записи альбома в международном формате?
– Да, фонограмма на катушке с тридцать восьмой скоростью и нужным качеством уже готова.
– А к какой концертной организации вы относитесь? Имеет ли она право на заключение международных договоров? – спросил уже герр Готлиб.
– Организация не совсем концертная – ЦДСА, но право на заключение международных договоров она имеет, – ответил я.
Немцы переговорили между собой, потом герр Готлиб кому-то позвонил – видимо, выяснял функции этой организации, после чего вновь обратился ко мне:
– Мы хотим предложить вам не только заключить контракт на выпуск этого альбома, но стать вашими представителями на Западе для выпуска последующих альбомов и организации турне.
– Для начала я хотел бы знать, на каких условиях будет выпущен наш первый альбом.
– Мы предлагаем вам стандартный контракт: за тираж в сто тысяч мы переводим на ваши счета триста тысяч марок, за каждые последующие тиражи – по двести тысяч марок.
Может быть, для любого советского человека эта сумма была огромной, но я был сыном двадцать первого века и умел считать.
– Сколько будет стоить одна пластинка? – спросил я.
Немцы переглянулись и немного смутились.
– Около десяти марок, – сказал герр Шнитке.
– Двенадцать марок девяносто пфеннигов, – уточнил я, просвещенный старпомом Васильичем. Почему-то в Германии почти все пластинки сейчас стоили одинаково. – То есть общая прибыль от тиража составит примерно один миллион триста тысяч марок.
– Я понимаю, на что вы намекаете, герр Башкирцев, – кивнул герр Шнитке, – но нужно учитывать и наши расходы на производство и рекламу нового, не известного никому коллектива.
– Но на последующие альбомы рекламы понадобится гораздо меньше, почему же выплаты уменьшаются?
– Это общепринятая мировая практика.
– Не думаю, что меня устроят такие условия. – Я решил блефануть. – Мы сейчас ведем переговоры с Atlantic Records. Думаю, они смогут предложить нам лучшие условия.
То ли поверив мне, то ли поняв, что я не похож на советского лоха, немцы переглянулись и заговорили по-другому.
– Хорошо, каковы ваши условия? – спросил герр Шнитке.
– За первый тираж – семьсот тысяч марок, за последующие пластинки и другие доходы – восемьдесят процентов от оборота.
– Послушайте, герр Башкирцев, вы не понимаете специфику западного бизнеса. Мы не можем платить с оборота – только на налоги у нас уходит около тридцати процентов. Мы согласны платить восемьдесят процентов, но только от чистой прибыли.
– А как я из СССР смогу следить за всеми расходами и подсчитать чистую прибыль? Тем более что расходы можно увеличить искусственно (по крайней мере, в наше время в России так делают все, подумал я). Мне гораздо проще умножить цену пластинки на тираж, отпечатанный на конверте.