В августе 79-го, или Back in the USSR - Страница 83

– Да ты что, Леня! Обидеть хочешь? – Тимофей укоризненно покачал головой. – Я с боланами дел не имею – все знают!.. Пропуск в дом культуры, армейский. Человек там шишкует. Неудобно ему без визы.

– Лады. Череп все вернет и бабки тоже – чтобы на нас ни у кого обиды не осталось! – твердо сказал именинник и, посмотрев на меня и Саныча, добавил: – Спокойно отдыхайте – все принесут! А теперь пойдемте, а то там балешник без нас закончится. – Француз повернулся к Тимофею. – А ты бы, Тимофей Иванович, сбацал для меня «Владимирский централ», больно душевная песня!..

Мы вернулись в большой зал. Я, конечно, не все понял из разговора, то есть базара, но суть уловил и успокоился. Тимофея, он же Золотой голос зоны, все блатные уважали больше, чем некоторых воров в законе, и вряд ли отказались выполнить его просьбу.

Тимофей снова запел, и веселье продолжилось. Только под утро, когда я с Тимофеем и Санычем, сидя за столом Француза, допивал с девчонками третью или четвертую бутылку водки, официант принес на подносе большой конверт из плотной бумаги и шепнул мне на ухо:

– Просили вам передать с извинениями за задержку – документы пришлось искать в мусорных баках.

Я распечатал конверт. Все было на месте: телефон, и часы, и документы, и деньги, правда, немного замызганные. У телефонной батареи кончилась зарядка, и мобильник действительно легко было принять за небольшой радиоприемник.

– Все в порядке? – спросил для вида именинник.

– Да, спасибо, все на месте, – подтвердил я и, решив приколоться, спросил: – Леня, а ты не слышал, случайно, про одного беспредельщика. Башкир у него погоняло?

– И слышал, и видел – вот как тебя! Крутой братишка. у него лучшая в городе бригада – до двух сотен пацанов со стволами за два часа может собрать! И пацаны не простые – все качки-каратисты! Захотел бы этот Башкир, пол-Москвы бы под себя подмял!

– А он что, не хочет? – не выдержав, спросил я.

– А зачем ему? Он и так миллионами ворочает, причем в баксах, ну и по заграницам постоянно! Ему по мелочи светиться незачем.

– А встретиться с ним нельзя? – Я насторожился в ожидании ответа – неужели кто-то под меня работает? Или это московский «глухой телефон» все так преувеличил?

– Ты знаешь. – Француз секунду помедлил. – Не советую – не тот уровень! Если что растереть, так я тебе и сам помогу, не суетись!

Понятно, подумал я, значит, просто слухи, но как бы с такими слухами на меня бы не вышла «контора», ведь крупные авторитеты это уже их епархия.

Глава 20

Сам себя не похвалишь – весь день ходишь как оплеванный!

После очередной репетиции, когда мы с Юлей ужинали в каком-то небольшом ресторане, она неожиданно стала расспрашивать меня о моей семье. В наших отношениях уже чувствовалось потепление, и интерес девушки ко мне был понятен.

– Я, Юля, детдомовский. Из близких была только тетка, да и то не родная. Она умерла два года назад.

– Тяжело без родственников – ни помощи, ни совета, – со вздохом сказала Юля.

– Всякие бывают родственники, – возразил я. – Иногда чужой человек ближе отца родного.

Сказал, а сам задумался. Родители мои всю жизнь пахали, мать – медсестрой в детском саду, а отец – сварщиком на заводе. Всячески вытягивали нас с братом, на всем экономили. Мы вчетвером ютились в однокомнатной хрущевке. Да еще к нам постоянно приезжали многочисленные родственники из деревни, которые ночевали на полу. В общем, было трудно – правда, как и многим другим в этой стране. И тут мне стало стыдно: я, один из богатейших людей в СССР, из-за каких-то гипотетических опасностей боюсь помочь своим родителям, родственникам – да и самому себе!

Я давно понял: раз мое появление в этом времени уже изменило реальность, значит, это не моя реальность, где я вырос, а какая-то другая, параллельная, что ли. А это значит, что моя встреча со мной же, но молодым, не должна привести к какому-либо временному коллапсу. И мне, честно говоря, стало все равно – очень захотелось увидеть родных людей, как-то им помочь, и я сказал:

– Юля, завтра репетиции не будет… Я уеду на неделю по делам.

– На неделю? – Она удивилась. – Но ведь завтра запись диска, а в пятницу – концерт.

– Запись отложим, а концерт и без меня пройдет – я там особо не нужен. Просто очень важные и срочные дела!

– Может, мне с тобой поехать? – робко предложила Юля. – Что я буду здесь одна делать?

Если она сказала «одна», это хорошо, это значит, что про Валеру она уже не вспоминает. Я задумался и ответил после паузы:

– Нет, лучше оставайся здесь на связи – может понадобиться твоя помощь здесь.

Вряд ли мне будет нужна ее помощь, подумал я, для этого у меня в клубе есть Мильман и секретарша Анжела, но Юлю надо было привязать к себе общими задачами.

На следующее утро, оставив все свои дела, я уже садился на самолет Москва – Пермь, Большое Савино. Чтобы не ходить пешком по городу, я отправил Саныча в Пермь на «мерседесе». Мне самому трястись в авто около шестнадцати часов не хотелось, а солидная машина могла помочь произвести впечатление на провинциальных чиновников. Саныч в Перми тоже мне мог пригодиться: он хоть и не отличался особой сообразительностью, но уже не раз оказывал мне помощь в щекотливых делах. Силенки у него хватало, и болтать он не любил.

Я сказал ему, будто бы у меня в Перми оказался внебрачный сын, которому я хотел бы чем-нибудь помочь, но не желал, чтобы об этом кто-либо узнал. Мне должно быть тринадцать лет и я должен учиться в 43-й средней школе, в Мотовилихе. Я пока не знал, чем смогу помочь своей семье, и поэтому просто взял с собой крупную сумму денег – около двадцати тысяч рублей. Также кинул в сумку свои парики и несколько коробок конфет «Рафаэлло», невиданного в СССР лакомства.