В августе 79-го, или Back in the USSR - Страница 57

Интересно, сколько официально мне лично перепадет денег за то, что я принес государству двести тысяч марок? Как выяснилось позже, наше великое государство выделило от щедрот своих мне и каждому из участников группы премию по двести пятьдесят рублей и по триста чеков магазина «Березка»! Неудивительно, подумал я, что в год из СССР эмигрируют по пятьдесят тысяч человек!

Правда, генерал, догадываясь, что это лишь жалкая подачка, вызвал меня к себе и пояснил:

– Я понимаю, Артур, что это все несравнимо с твоим вкладом, но официально я больше ничего сделать не могу. Мне и так с трудом удалось выбить вам чеки Внешторгбанка – это вообще первый случай в моей практике! Но зато мне удалось отстоять пункт договора, согласно которому на сто тысяч марок они поставляют нам оборудования и мебели для «кинолектория», так что можешь зайти к заму по тылу и выбрать по каталогам.

В армии почему-то все делалось быстрее, чем в Министерстве культуры, – видимо, благодаря тому, что в армии приказы не обсуждаются. В общем, уже через две недели все бумаги были утверждены и окончательные договора подписаны. Я торжественно передал герру Шнитке драгоценную катушку с записью альбома, еще одну копию (на всякий случай) и пленку с фотографиями коллектива. Василий Иванович и немцы снова отметили это дело водочкой, но на этот раз налили и мне; все были довольны и разговорчивы. Генерал после второго тоста заявил, что я большой знаток анекдотов, и попросил что-нибудь рассказать. Отказываться было неудобно, и я рассказал об одном эпизоде, произошедшем во времена правления Александра III.

Некий солдат Орешкин напился в царевом кабаке. Начал буянить. Его пытались образумить, указывая на портрет государя императора, висевший в кабаке. На это солдат ответил: «А плевал я на вашего государя императора!» Солдата арестовали и завели дело об оскорблении государя. Познакомившись c делом, Александр понял, что история гроша ломаного не стоит, и начертал на папке: «Дело прекратить, Орешкина освободить, впредь моих портретов в кабаках не вешать, а Орешкину передать, что я на него тоже плевал».

Герры смысла исторической прибаутки не поняли, но тоже слегка посмеялись за компанию с военными. Когда все отвлеклись и рядом никого не было, переводчик Карл шепнул мне:

– Наше предложение об эмиграции остается в силе, а деньги уже переведены на ваш счет, вот его номер. – Он незаметно передал мне клочок бумаги с номером счета и банковской ячейки, а также запечатанный конвертик из банка с паролем.

Через два дня после подписания договора мне позвонил известный корреспондент телевидения Александр Галкин.

– Артур Керимович, это правда, что ваш ВИА «Москва» единственная советская группа, чей диск вскоре будет выпущен на Западе? – спросил он после приветствия.

– Не знаю точно, наверное. – ответил я.

– А сколько лет существует группа? Почему ее никто в СССР не знает?

– Группа существует месяц. _ ???

– Дело в том, что все песни для группы я сочинил давно, и только недавно получилось их записать с помощью ребят из Московской консерватории. Запись случайно услышали представители фирмы «Полидор» и заинтересовались.

– Случайно? Ни за что не поверю!.. А правда, что вы пишете песни для Пугачевой и Кобзона?

– Да, и еще для Стаса Намина, Хиля, Муслима Магомаева, Льва Лещенко, – похвастался я.

После небольшой паузы корреспондент сказал:

– Я хочу сделать репортаж о вас лично и вашей группе. Я думаю, что смогу им заинтересовать руководство ЦТ. Ведь ваш случай беспрецедентный!

– Хорошо, но надо согласовать съемки с генералом Шевцовым.

– Без проблем, ему позвонят из редакции ЦТ.

Это было очень хорошо – настала пора мне зарабатывать очки, а центральное телевидение мало кому само предлагало снять про него передачу!

Шевцов, узнав о предстоящей съемке, попросил срочно закончить официальное оформление всех ребят на работу. Голос у него был довольный – не часто телевизионщики «засвечивали» его «царство» без указаний сверху.

На следующий день в ЦДСА приехала съемочная группа. Телевизионщики сняли интервью со мной, замаскированным усами, париком и темными очками. Сняли студию и даже ансамбль, исполняющий две песни на главной сцене ЦДСА в своих шикарных костюмах. Сняли они и зал будущей дискотеки, где вовсю шел ремонт. Генерал пытался под это дело разрекламировать свою организацию, но Галкина больше интересовал мой композиторский феномен и неизвестная пока группа. Его поразил факт, что композитор пишет песни почти для всех звезд в СССР, выпускает диск на Западе, а про него никто ничего не знает. Галкин загорелся идеей стать моим первооткрывателем. Он дотошно расспрашивал меня и солистов об ансамбле, репертуаре, биографиях. Складывалось впечатление, что он собирался снимать целый сериал. Я спросил его, сколько времени из снятого выйдет в эфир.

– Минут пятнадцать – семнадцать, – ответил корреспондент, – и то если будет принципиальное согласие сверху.

– А зачем тогда столько усилий?

– Чтобы было из чего выбирать. Одному начальнику не понравится одно, другому – другое.

– А когда будет эфир?

– Репортаж внеочередной. Никто не знает, когда появится «дыра» в эфире – может, через неделю, может, через месяц. Я позвоню вам перед выходом.

«Дыра» появилась через неделю: в новостях культуры показали на удивление большой кусок интервью со мной Галкина и даже фрагменты двух песен группы на русском языке. Передача прошла под следующим соусом: «До каких пор Запад будет пичкать нас образчиками своей субкультуры? Пора и нашей эстраде показать себя за границей, тем более что наш балет и наша опера давно уже отлично зарекомендовали себя за рубежом».